Могила - Страница 1

К оглавлению

1




Орвиль Эмерсон




Могила (1923)





Переводчик -- Gellard.




Окончание этой истории впервые привлекло мое внимание, когда Фромуиллер вернулся с Кеммельских высот с очень странным рассказом, поверить в который было крайне тяжело.

Но моего доверия хватило для того, чтобы вернуться на высоты с Фромом и поискать следы чего-то большего. И после продолжительных раскопок в месте, с которого Фром начал свой рассказ, мы нашли проход в старую землянку, которая полностью была завалена, или, по крайней мере, все выходы которой были засыпаны землей, где мы нашли ужасающую историю, записанную на немецкой писчей бумаге.

Мы нашли историю в 1918 году в Рождество, в ходе поездки на машине полковника из Вату, что во Фландрии, где стоял наш полк. Разумеется, вы слышали о Кеммельских высотах во Фландрии; они не раз фигурировали в газетных сводках, когда переходили из рук в руки в ходе жесточайших боев войны. И когда немцы, наконец, были выбиты с этой выгодной позиции в октябре 1918 года, началось отступление, превратившееся в гонку под названием "Кто быстрее доберется до Германии".

Наступление было столь стремительным, что у победоносных войск британцев и французов не было времени похоронить убитых, и, к ужасу даже тех, кто этого не видел, в декабре того года на Кеммельских высотах можно было увидеть разбросанные тут и там гниющие трупы непогребенных мертвецов.

С помощью капеллана мы перевели историю, и вот она:

"Вот уже две недели я погребен заживо! Уже две недели я не видел солнечного света и не слышал другого голоса, кроме своего. Если я не найду иного занятия, помимо бесконечного рытья, я сойду с ума. Поэтому я буду писать. Покуда мне хватит свечей, часть своего дня я буду уделять тому, чтобы записывать свои мысли на бумаге.

Не то чтобы я делаю это для того, чтобы запомнить их. Видит Бог, как только я выберусь отсюда, первым делом я постараюсь позабыть все это! Но если я не выберусь...

Я Обер-лейтенант Германской имперской армии. Две недели назад мой полк держал Кеммельские высоты во Фландрии. Мы были окружены с трех сторон и подверглись ужасающему артиллерийскому огню, но командованием было приказано держать высоты до последнего. Наши саперы, однако, обосновали нас весьма неплохо. Были сооружены многочисленные земляные укрепления, где мы были в относительной безопасности от артиллерийского огня.

Многие из укреплений были соединены проходами, образуя словно небольшой подземный город, и высшие чины гарнизона никогда не покидали укрытий. Но даже при таких условиях мы несли тяжелые потери. Дозоры все еще должны были вестись на поверхности, и время от времени прямое попадание одной из крупных железнодорожных пушек могло уничтожить целое укрепление.

Немногим более двух недель назад, -- не могу быть точным, поскольку потерял точный счет дней, -- начался необычно сильный артобстрел. Я спал в одном из наиболее близких к поверхности укреплений приблизительно с двадцатью прочими. Стократно усиленный артобстрел пробудил меня с самого начала, и первой мыслью было переместиться в более глубокое укрытие, которое было соединено подземным проходом с тем, где я находился.

Это было укрепление поменьше, вырытое несколькими футами ниже предыдущего. Оно служило подобием кладовой, и спать там никому не полагалось. Но мне оно показалось безопаснее, и, в одиночестве, я заполз в него. С тех пор я тысячу раз корил себя за то, что не взял с собой еще хотя бы одного человека. Но моя возможность исправить это быстро испарилась.

Едва я забрался в маленькую землянку, как позади меня прогремел страшный взрыв. Земля затряслась так, будто под нами взорвалась мина. Было ли это так, или в укрепление сзади меня ударил снаряд особо большого калибра, мне никогда не узнать.

Когда прошел шок от взрыва, я вернулся к проходу. Примерно на середине пути я обнаружил, что потолочные балки обрушились, позволив земле осесть, так что мой путь назад был полностью заблокирован.

Я вернулся в землянку и несколько часов в одиночестве ждал окончания артобстрела. Единственный оставшийся ход в мою землянку был из траншеи наверху, и все те, кто был на поверхности, ушли в укрепления задолго до начала обстрела. Так что я и не надеялся увидеть кого-то, пока не стихнет обстрел; а как только он прекратится, несомненно, грядет атака.

Чтобы не быть убитым гранатой, брошенной сверху через проход, я оставался начеку, готовый при первых признаках ослабления бомбардировки присоединиться к товарищам, которые могли остаться на холме.

Спустя шесть часов тяжелой бомбардировки все звуки на поверхности стихли. Прошло пять минут, затем десять; без сомнения, приближалась атака. Я рванулся к лестнице, ведущей наверх. Сделал пару шагов. А затем была ослепляющая вспышка и оглушительный взрыв.

Я почувствовал, что падаю. Тьма поглотила все. Сколько времени я пролежал без сознания в землянке -- неизвестно.

Но спустя довольно большой по ощущениям промежуток времени тупая боль в левой руке привела меня в сознание. Я не смог пошевелить ей. Я открыл глаза и увидел лишь тьму. Я почувствовал боль и оцепенелость по всему телу.

Я медленно поднялся, чиркнул спичкой, нашел свечу, зажег ее и посмотрел на часы. Они остановились. Я не знал, сколько времени провел без сознания. Все звуки бомбардировки стихли. Некоторое время я стоял и слушал, но не смог услышать ни одного звука.

Мой взгляд упал на лестничный проход. Я застыл в тревоге. Конец землянки, где был проход, был наполовину завален грунтом.

Я подошел посмотреть поближе. Ход был полностью засыпан землей от самого низа, и сверху не поступало никакого света. Я полез по проходу в другое укрепление, хотя и помнил, что его завалило. Я внимательней осмотрел обвалившиеся балки. Между двумя из них я почувствовал легкое движение воздуха. Здесь был выход на свободу.

1